ЭШАФОТ

Тогда острог был там, где теперь казначейство (рядом слева, по Вологодской ул. — Б. К.). Там и эшафот стоял, черная открытая площадка с деревяннымиосями и колесами, а посредине столб, к которому привязывалипровинившихся. Колеса не смазывались, рассохлись и громко скрипели. Эшафот был сделан городским головой Петром Ивановичем Поповым.

Так уж случилось, но на эшафоте однажды везли его брата Александ­ра Ивановича Попова, городского мещанина, имевшего на рынке ла­вочку. Жил по ул. Троицкой, где Арзамасцев, рядом с Богаченко. У него была большая бедность. Его приятелем был мещанин А. П. Зверев, жил недалеко от Вологодской улицы и Еловой гривы налево от дома б. Дрызлова-Ольшвангера. Был зажиточный, жил только с женой. Попов часто ходил к нему за советом. Однажды Зверев был перед утром удивлен, что кто-то стучит. Уже коров выпускали. Отпер. Вошел Попов, говорит: «Ставь самовар!». Зверев пошел ставить самовар. Затем вошел в спальню и видит: жена лежит на кровати в луже  крови! Ему стало ясно,   что Попов убил ее пешней и, пробежав галерею с лестницей, спрятался за выходную дверь. Зверев побежал, но на улице только пастух идет.   За калиткой он нашел убийцу... Под­нялась свалка, но Попов все-таки вырвался и убежал.

Когда его осудили, то братья уехали на Бодачевский завод, в домах и окна занавесили. А убийцу привезли из острога на соборную пло­щадь, где теперь городские весы. Хотя народ и не оповещали, но все улицы острога были полны  людей. Ударили в колокол, когда клятву принимал. А уж потом и начали пороть. Плеть разде­лена на несколько ветвей, да с узелками и ворванью вымазана. Когда ударяли, то раздавался нечеловеческий крик. И когда городские торговые ряды горели, то раскаялся... Все тело прев­ратилось в лепестки.

Назад в острог везли на дрогах. Одни говорили, что тут он и умер, а другие — что сослали. Только о нем больше никто и весточки не слыхивал.

У Ивана Васильевича  Попова, потомственного Почетного гражданина, бывшего городским головой, от первой жены было двадцать два ребен­ка. Затем от второй, Авдотьи Ивановны,   родилось еще двадцать детей. Истинность   этого подтверждал   о. протоиерей Смирнов, ибо так записано в метриках городского собора.

Вот от первой жены Екатерины Ивановны Викураевой были: Елена Ивановна (сестра убий­цы — после Мешкова, ее дочь Надежда Васильевна Мешкова теперь за профессором Петербургского университетаФедором Дмитриевичем Ба­тюшковым), засим сы­новья Петр, Василий, Константин (знаменитый басина, глушня, подни­мал 37 пудов)... Нет ли перечня остальных у Виктора Гусева.

Другое наказание на эшафоте состоялось над Краснохолмским почтмейстером за растрату де­нег. Лишали почестей. Везли на эшафоте спи­ной к лошади. На груди доска: «Растрата!». Для показа народу подняли старика подмышки. Вот так усыпляли тогда народ ловкие правители: мы, мол, честные люди, а не воры, за малость наказываем, а сами были жулик на жулике, мазурик на мазурике. Сняли мундир с почтмейстера, над головой шпагу сло­мали. Это представление видел и Д. Н. Фирсанов. Розгами его не наказы­вали.

Третий раз везли на эшафоте мещанина Ни­колая Голованова за ка­кой-то общественный обман. Старик присвоил себе деньги и за это принимал на площади публичную присягу под звон соборного колокола. Го­ворили, что сильно стегали розгами. Часовщик Голованов был, должно быть, его брат.

Купцы Головановы — старинный род. Их фирма существовала с 1808 года, но Александр Ни­колаевич утверждает, что раньше. Он выстроил половину каменной коло­кольни и Кириковской церкви. Больше не хватило капитала, т. к. красным товаром торговал в кредит — за счет ниже­городских купцов.

Разыскивая себе дворянство, за столетие фирмы, он в московских архивах затратил большие средства. Его торговля была описана с молотка. Последние пять лет тор­говал в Москве иголка­ми, книжками и всякой мелочью на Сухаревке и в ларьке. Патент же выбирал первогильдейный.  Вскоре и умер.

Его младший брат,  Николай Николаевич Голованов, имел огромную память. Прочитанную станицу  тут же рассказывал от слова до слова. Окончил Московский коммерческий институт, перевел «Фауста»... и не был тщеславен   до дворянства.

Возили на эшафоте и других провинившихся, но вскоре эта тюрьма была переведена за город во вновь отстроенное Петром Петровичем Еф­ремовым помещение, об­несенное острым тыном, а эшафот был отменен благодаря новой реформе.

Nike Air Penny 3