Мать-цветок

Уютным гнездышком прилепилось Волныцино к Гусевой горе, полотенечком скатилось к ручью Малиновка. Возле ручья и вращались основные крестьянские дела и заботы. В добротном курятнике жили куры, принося немалый доход колхозу «Молот». Бессменно ухаживала за ними бабушка Ириша Плющёнкова. В овчарне, под присмотром Анны Титовны Кузнецовой, нагуливали жирок овцы. Возле омутка стояла кузня моего деда Данилы Семёновича Кузнецова, на её весёлые перестуки съезжались со всей округи: лошадей подковать, наладить плуги, жнейки и прочую нехитрую технику.

Вдоль берега раскинулся пчелиный сад, окаймленный липами и рябинами, там под яблонями стояли колхозные ульи. За ними ухаживал дядя Николай Гусев. Поля вокруг деревни засевали рожью, житом, овсом и гречихой. Сенокосили по лесам и пустошам.

На Гусевой горе имелся свой кирпичный завод. Эту милую картину являло предвоенное Волныцино. В двадцатые годы после революции и гражданской войны жизнь в деревне стала налаживаться; в семьях рождалось много мальчиков, они подрастали, женились, отделялись от родителей. И стало Волныцино строиться. Добротные пятистенки встали рядом с избушками. В 1931 году насчитывалось 27 домов, в которых проживали 129 человек. Деревня выросла на 13 домов.

Но не всё было таким радостным и беззаботным. Коллективизация породила массу уполномоченных и проверяющих, которые скорее мешали, чем способствовали успешной работе. Ранняя посевная и отсутствие в округе лучшего специалиста по ремонту техники спасли моего деда от Сибири. Много претензий было и к его сыну, моему отцу, Кузнецову Алексею Даниловичу, председателю колхоза. Да и кому понравится успешная жизнь, дома-игрушки, тарантасы по праздникам, крепкие непьющие семьи.

Размеренная жизнь прервалась в одночасье. 22 июня сенокосили в Лучках, было, как всегда, многолюдно и весело. Туда с известием о начале войны на дрожках приехал отец... «Всё, прощаться надо», - сказал он. И уже вечером уехал в Сандово на призывной пункт. Его забрали на войну первым из деревни. Он был самым старшим и прошедшим финскую войну. А затем пришел черед остальным. После войны деревня недосчиталась: Сорокина Ивана Арсентьевича, Баруздина Ивана Николаевича, Пегова Михаила Ивановича, Фомина Алексея Фроловича, Домникова Александра Максимовича, Левина Николая Федоровича, Гусева Ивана Николаевича, Сорокина Николая Николаевича, Плющёнкова Николая Васильевича, Воробьёва Никифора Титовича. Почти все они пропали без вести с марта по декабрь 1943 года. Лишь Иван Арсеньевич Сорокин довоевал до мая 1945 года, но тоже пропал без вести накануне Победы.

Самые лучшие, надежда и опора деревни, где они сложили головы? На чьей земле ветер оплакивает их, а дождь омывает кости? У них нет могил, а теперь нет родных и деревни, что помнила их и, как могла, берегла светлую память.

Война положила начало концу деревни. Ещё строились пришедшие живыми, но не с таким размахом. Веселились на колхозных праздниках, но веселье было с привкусом горечи. Жужжали пчёлы, квохтали куры, но как-то не так задорно. А самым печальным памятником героям стали заколоченные пятистенки, не дождавшиеся своих хозяев. В них никто не решался войти, не поднялась рука продать, старики и жены доживали в маленьких избушках и всё ждали и ждали своих ненаглядных... Они знали, как их сыновья и мужья яростно любили жизнь, свой дом, землю, ручей и что так же яростно шли в бой, не щадя живота своего, не посрамив рода и своей маленькой деревеньки Волныцино.

Не сводила глаз бабушка Ириша Плющёнкова с фотографии своего Коленьки, не проронила слезинки. Осталась одинешенька во всем белом свете, не справились с горем муж и младший Феденька - умерли. А она всю себя отдала колхозной работе.

Остаток дней просидела возле открытого окна бабушка Пелагея Левина, дожидаясь Николая Федоровича, мне казалось, что она и ночью не сводила глаз с дороги.

Тетя Нюра Пегова дожидаясь своего Михаила Ивановича, даже дочек не пускала в новый дом.

До смерти не сняла черного платка тетенька Устинья Домникова И только молилась, молилась...

К шестидесятым годам деревня повымерла и была объявлена неперспективной. Последних живых заставили переехать в другие места, но и те, другие, быстро хирели, народ гнали дальше. Но ведь известно, что лишив народ своей земли и родного гнезда, его обрекают на гибель. Вымерло и растерялось по миру Волныцино. Скособочились, сгнили и упали пятистенки, всё заросло бурьяном и мелколесьем.

Но девятого мая на родимых пепелищах всё равно распустятся первые цветы мать-и-мачехи. Она всех оделит материнской заботой. Она мать-цветок... Что бы ни стало - она поднимается, несет свою ношу. Даст хоть каплю материнского тепла тому, кто одинешенек на белом свете. Она не забывает своих детей. Я это знаю.

М. КУЗНЕЦОВА

 д. Федорково

«Весьегонская жизнь», 6 мая 2008 г.