Подпоручик Федосеев

 

Дорогие друзья, предлагаем вам познакомиться с рассказом С.Н.Шубинского "Подпоручик Федосеев" из книги "Очерки из жизни и быта прошлого времени" 1888 года издания. Сюжет, достойный пера Н.В. Гоголя. Произошел этот случай в Весьегонском уезде в 1796 году.

В феврале 1797 года, по всем губерниям было разослано нисколько тысяч печатных экземпляров указа следующего содержания:

«Объявляется во всенародное известие: «Подпоручик Иван Федосеев, Военной Коллегией был отправлен в Оренбургский гарнизон и проезжая из Санкт- Петербурга чрез Новгородскую и Тверскую губернии, дерзнул разглашать в разных селениях от Всемилостивейшего Его Императорского Величества имени, что помещичьи крестьяне будут Государевы и собирать с них станут оброк наравне с крестьянами казенного ведомства, за таковое преступление в ложном разглашении по силе законов подлежал он смертной казни, о чем и поднесен был от Сената Его Императорскому Величеству всеподданнейший доклад с таковым мнением: чтобы подпоручика Федосеева, за преступление им содеянное, лишить чинов и дворянского достоинства, по снятии коего и привилегия до него не касается; чего ради, наказав кнутом, сослать его в работу на Нерчинске заводы. На котором докладе сего января 29 дня, собственною Его Императорского Величества рукою написано: «быть по сему». Во исполнение оного преступнику Федосееву наказание публично в Санкт-Петербурге учинено и о том для надлежащего сведения сим объявляется.

«Подлинный за подписью Правительствующего Сената. Печатан в Санкт-Петербурге. при Сенате января дня, 1797 года.

Указ этот, бывший долго предметом самых разноречивых толков, послужил иностранным писателям о России материалом для обильных вымыслов. Во многих историях и мемуарах. относящихся ко времени императора Павла I и изданных за границею, мы находим пространные рассказы о возмущении. произведённом одним офицером между помещичьими крестьянами в Новгородской и Тверской губерниях в 1707 году, о посылке для усмирения бунтовщиков нескольких гвардейских полков, под начальством престарелого фельдмаршала князя Репнина, о кровопролитных мерах, принятых им для водворения порядка, и проч. и проч. Подлинное дело о подпоручике Федосееве, хранящееся в архиве Правительствующего Сената, дает нам возможность познакомить читателей со скромной личностью возмутителя и представить в настоящем свете небывалое возмущение 1707 года.

Излагая дело почти буквально по представлению в Сенат С.-Петербургской Уголовной Палатой, мы не будем касаться его юридической стороны. Цель нашей статьи - не юридический разбор процесса Федосеева, а опровержение неточных рассказов, выдуманных иностранцами и принимаемых многими за непреложные факты; впрочем, несостоятельность нашей тогдашней уголовной практики и излишняя строгость законов будут ясно видны из обстоятельств дела.

30 декабря 1796 года, дворянский заседатель Весьегонского нижнего суда, подпоручик Маслов, объезжая свой округ, приехал ночевать в сельцо Чудиново, принадлежавшее разным владельцам.

Тотчас по приезде заседателя, к нему явился приказчик помещика Сысоева, Козьма Тимофеев, и, между прочим, объявил, что вчерашний день он был в гостях, неподалеку, в селе Макарове, и что в это время проезжал через село какой-то офицер с солдатом, сказывавший о себе, что он и еще целый полк посланы по высочайшему повелению во все города от Петербурга до Оренбурга, для узнания и переписи в помещичьих селах и деревнях, сколько в них душ и какой оброк платят крестьяне своим господам. При этом офицер говорил, что скоро все помещичьи крестьяне будут государевы и с них станут брать такой же оброк, как и с казенных. Переписав в сельце Макарове крестьян, офицер поехал в экономическую деревню Перемут, но слова его, по уверению Тимофеева, привели обитателей села Макарова «в немалое сомнение». Такое известие встревожило заседателя.

Отложив намерение ночевать в Чудинове, он тотчас же отправился в с. Перемут. Не найдя здесь неизвестного офицера и узнавши, что он еще вчера проехал по тракту на г. Весьегонск, неутомимый заседатель пустился по его следам далее.

Приехав на другой день в Весьегонск, Маслов начать отыскивать свою жертву по постоялым дворам. Содержатель одного из них объяснил, что вчера на ночь остановился у него офицер с солдатом, переночевав, офицер рано утром уехал в Череповецкий уезд, солдат же остался на постоялом дворе. Заседатель тотчас же велел арестовать солдата. Он оказался сержантом Оренбургского Трейдена полка Осипом Степановым.

При обыске у него нашли две подорожные: одну на его собственное имя, другую на имя подпоручика того же полка, Ивана Федосеева. Отправив Степанова в острог, Маслов поспешил в погоню за Федосеевым в Череповецкий уезд. Проезжав, в десятом часу вечера, через село Пленишник, Маслов, заметил у ворот одной избы лошадь, заложенную в сани. «Для кого приготовлена лошадь?» - спросил он у крестьянина, хлопотавшего около саней. Крестьянин отвечал, что лошадь заложена по приказанию десятскаго, чтобы везти какого-то офицера. Маслов немедленно собрал «сторонних людей» и вошел с ними в избу. Он нашел в ней молодого офицера, дружелюбно разговаривающего с двумя крестьянами. На вопрос: что он за человек, офицер, по словам Маслова, «весьма грубо и неучтиво» отвечал: «А тебе какая надобность знать, кто я?» Маслов объявил, что он заседатель Весьегонского нижнего суда, и потребовал от офицера бумаги и вид. Вместо того, чтобы исполнять требование заседателя, офицер обругал его «с великим азартом и неучтивством». Тогда Маслов решился силою отнять у него бумаги. Офицер защищался, оборвал у Маслова обшлага на рукавах кафтана, однако был смят командою, которая и вытащила у него из карманов несколько записок. В них было написано следующее:

«Устюжского уезда: у помещика Батюшкова —1000 душ. Оброку с каждой души по 12 рублей. Помещика Досадина — 300 душ. Оброку по 25 рублей. Помещицы Нелидовой—1000 душ, с каждой души по 37 рублей оброку. Помещика Куликова—у оного крестьяне в побеге, разогнаты им самим. Помещицы Толстой—оброку по 10 рублей с души. У помещиков Пенских крестьяне употребляются в собственную их дворовую работу. Помещика Кропотова— оброку по 5 рублей с души.

«По ярославской дороге большой деревней Овсяниковской, по близости оной живущими помещиками притесняемы бывают сенными покосами и отнятием проселочной дороги, по которой запрещают ездить и за оную требуют ежегодно по 50 человек для собственной своей работы, а также травить своим скотом сенные дачи, чрез что упомянутые крестьяне приходят в немалый упадок».

«Весьегонскаго уезда. Помещицы Жеребцовой - 700 душ крестьян. Помещика Похвиснева (?) - 76 душ, по 10 рублей с души, Помещицы Постниковой (?)—19 душ, по 5 рублей с души. Малолетних помещиков Своскаревых—20 душ, оброку по б рублей с души. Степаниды  Кулебакиной - 3 души, на барщине. Помещицы Изналковой -200 душ; оные ходят на собственную ей работу. Коллежский асессор Борис Елисеевич сын Новицкой, Степанида Васильевна Кулебакина, Марья Васильевна».

Перечитав и запечатав эти записки при «посторонних свидетелях», Маслов посадил Федосеева в сани и привез его в город, прямо в нижний земский суд. Суд немедленно допросил арестанта.

Он показал, что его зовут Иваном Дмитриевичем Федосеевым, 26 лет от роду, из обер-офицерских детей. В январе 1786 года определился он на службу в казенную палату Тобольского наместничества, а в 1792 году, по собственному желанию, переведен в первый морской батальон сержантом, откуда, по расстроенному здоровью в 1795 году, уволен в отставку с награждением чином подпоручика. Пробывши в отставке год, Федосеев вновь подал прошение об определении его на службу в один из армейских полков. Военная Коллегия назначила его в Оренбургский гарнизонный Трейдена полк. Ссылаясь на крайнюю бедность, Федосеев просил Коллегию выдать ему прогоны до Оренбурга, но Коллегия отказала его просьбе.

Не найдя средств нанять себе подводу, Федосеев отправился из Петербурга пешком вместе с сержантом Степановым, также переведенным в Трейдена полк из второго флотского батальона. Дойдя до Устюжны, Федосеев и Степанов истратили все свои деньги и остались без копейки. Чтобы выйти из такого затруднительного положения, Федосеев решился на отчаянную хитрость. Он явился к устюжскому городничему и упросил дать ему подводу, чтобы доехать до ближайшего селения.

Городничий велел отвезти его и Степанова на своей лошади. Приехав в первую деревню, Федосеев призвал к себе десятскаго и объявил ему, что приехал по высочайшему повелению для переписи помещичьих крестьян и узнания, сколько оброку платят они своим господам. Записав со слов десятского число крестьян в деревне и количество взимаемых с них владельцами повинностей, Федосеев потребовал подводы до следующего селения. Десятский, разумеется, исполнил его требование.

Повторяя во всех проезжаемых деревнях одни и те же слова и везде получая бесплатно подводы, Федосеев благополучно добрался до Весьегонска, где, как уже известно, и быль арестован заседателем Масловым. Федосеев уверял, что не имел плана возмущать крестьян против их владельцев и нигде и никому не говорил, будто помещичьи крестьяне сделаются скоро казенными и станут платить подати наравне с последними. Он объяснял также, что не делал никаких грубостей заседателю Маслову, а по требованию его отдал без всякого сопротивления находившиеся при нем бумаги. Федосеев заключил свое показание сознанием необдуманности своего поступка, уверяя, что решился на него только потому, что был вынужден крайностью, в которой находился.

Сержант Степанов на допросе подтвердил слова Федосеева, добавив только, что Федосеев, бывши в гостях у помещицы Гусевой, говорил ей, что носится слух, будто к новому году выйдет указ, по которому все помещичьи крестьяне будут платить оброк наравне с казенными.

Суд командировал того же заседателя Маслова для допроса помещиков и крестьян из деревень Весьегонского уезда, чрез которые проезжали Федосеев и Степанов. Маслов представил 11-го января снятые им с разных лиц, под присягою, показав.

Мы приводим их здесь без изменений и пропусков.

  1. Вотчины помещика князя Михаила Ухтомскаго сельца Стрекачева десятский Алексей Васильев показал: минувшего декабря 30 числа приехали к нему из сельца Старого, на лошади, два человека, а кто они таковы, ему не сказали. Один из них объявил ему, что он, и кроме его еще целый полк, послан по всей России, в разные места для переписки помещичьих душ и узнания какой оброк они платят своим помещикам, почему и спрашивал, как фамилия помещика сельца Стрекачева и по скольку оброку брал он со своих крестьян, на что Васильев отвечал, что господина его зовут Михайлом, а по фамилии Ухтомский, и платят ему крестьяне оброку с души по 4 рубля 50 копеек. Записавши что-то на бумаге, проезжий потребовал у Васильева, чтобы нарядить для проезда его в другое селение подводу. Васильев дал подводу, на которой неизвестные люди и уехали дальше. Более сего показать не имеет.
  2. Вотчины помещицы Марьи Васильевны Саванчеевой, сельца Старого, крестьянин Роман Петров: минувшего декабря 20-го дня приехали к нему из деревни Неганова на лошади два человека, а кто они таковы, не знает, и приказали ему приготовить для проезда их до другого селения подводу, а сами пошли к жительствующему в том сельце Старом г. коллежскому асессору Борису Елисеевичу Новицкому. По требованию их, а в особенности потому, что они были у означенного господина Новкцкого, Петров не осмелился ослушаться и дал им подводу. Во время бытности их в избе никаких слов они не говорили, и он Петров не слыхал.
  3. Вотчины помещиц Александры и Марьи Тимофеевых Сноксаревых деревни Негановой, староста Семен Федоров: прошлого 1790 года, декабря 29 или 30 числа: приехали из экономической деревни Большое Овсяниково офицер с солдатом, а как их по имени и отчеству зовут не знает, и остановились у десятского деревни Негановой, крестьянина помещицы Настасьи Никитишны Жеребцовой, Луки Григорьева, который, сего января 4-го числа, волею Божией помре. Офицер у того десятского из милости попросил подводы для отвоза себя с солдатом до сельца Старого, а между тем, покуда десятским была наряжаема подвода, спрашивал у крестьян, каких они помещиков, и записывал у себя на бумаге, сколько за каким помещиком состоит мужескаго пола душ и по скольку получают в год оброку с души, для чего же это он записывал, о том никому из крестьян не объявлял, равно у него не спрашивали. Более сего офицер им ничего не говорил.

Совершенно такое же показание дали вотчины помещицы подполковницы Настасьи Похвасневой крестьянин Изот Иванов и помещицы вдовы секунд- майора Марьи Постниковой староста Федор Федоров.

  1. Коллежский асессор Борис Новицкий: декабря 29 числа пришел к нему какой-то человек, сказавший о том, что он подпоручик и служил в полку Его Императорского Величества, а ныне послан от Государя из С.-Петербурга в Оренбург, для обучения новой военной экзерциции. Бывшая в то время у него, Новицкаго, помещица Марья Саванчеева, посидя немного, позвала офицера к себе и повела. На другой день подпоручик пришел к нему опять и объявил, что вотчины госпожи Измайловой, деревни Григорцево, крестьяне не дают ему подводы, то было бы о том ему, Новицкому, известно; причем спросил и записал его имя и фамилию. Во время пребывания подпоручика у Новнцкаго, никаких слов, что будто бы он и еще целый полк послан для переписки помещичьих душ, и что с нового года все помещичьи крестьяне платись будут оброк так же, как и казенные, не говорил и никаких душ не переписывал.
  2. Весьегонская помещица Марья Саванчеева: 29 числа декабря, находясь у коллежского асессора Бориса Новнцкаго, видела, что к нему приехал какой-то человек, назвавшийся подпоручиком полка Его Императорского Величества и сказывавший, что он послан из Петербурга в Оренбург для обучения военной экзерциции. Посидев у Новицкаго немного, она точно звала подпоручика и с сержантом к себе выпить по стакану пива, которые, побыв у нее немного, пошли к десятскому, по наряду коего и дана им подвода. Когда же они у нее были, никаких слов, что они, подпоручик, и еще целый полк послан для переписи помещичьих душ, и что помещичьи крестьяне с нового года будут платить оброк так, как и казенные, не говорил, а также переписывал ли он в сельце Старое крестьян, не знает.
  3. Весьегонская помещица Степанида Гусева: 30 декабря пришел к ней какой-то проезжающий офицер и сказать о себе, что он подпоручик, посланный из Петербурга в Оренбург к губернатору, с указами; имени же и отчества своего не назвал. Он объяснил ей, что ему нужна на проезд подвода, но крестьяне сельца Стрекачева не дают, почему просил ее, Гусеву, приказать крестьянам исполнить его требование; а как в том сельце находятся крестьяне не одной ее, а разных помещиков, почему наряд подвод зависит от десятского, то она на то ему и отозвалась. Когда же он у нея был, никаких других слов не говорил, и она не слыхала.

Вo всех этих показаниях, а также и в донесениях Маслова нигде не упоминается о том, чтоб слова Федосеева произвели не только возмущение, но даже какое-либо волнение между крестьянами.

Один лишь приказчик помещика Сысоева, Козьма Васильев, показал, что Федосеев привел «в немалое сомнение» жителей с. Макарова, объявив им «что скоро все помещичьи крестьяне будут государевы». Вероятно, обитатели села Макарова весьма скоро вышли из своего «немалого сомнения», потому что, в противном случае, сомнение это непременно было бы поставлено в число обвинений Федосеева. Несчастный подпоручик дорого поплатился за свой необдуманный вымысел, к которому прибегнул вынуждаемый крайней бедностью. Несмотря на разноречие и неполноту показаний допрошенных лиц, Нижний Весьегонский Суд не потрудился даже дать обвиняемому очные ставки с обвинителями и поспешил представить дело на заключение С.-Петербургской Уголовной Палаты. Приговор, поражающий своей несправедливостью, приводим в подлиннике

Изложив вкратце дело, палата дает такое заключение:

«А законами повелено:

«Воинского Устава 17 главы артикулами:

«133. Все непристойные подозрительные сходбища и собрания воинских людей, хотя для советов каких-нибудь (хотя и не для зла), или для челобитья, чтоб общую челобитную писать, через что возмущение или бунт может сочиниться, через сей артикул имеют быть весьма запрещены. Ежели из рядовых кто в сем деле преступит, то зачинщиков без всякого милосердия, не смотря на то, хотя они к тому какую и причину имели или нет, повесить, а с остальными поступить как о беглецах упомянуто».

«135. — Никто-б, ниже словом, или делом или письмами, сам собою, или чрез других, к бунту и возмущению или иное что, учинить причины не дал, из него бы мог бунт произойти. Ежели кто против сего поступит, оный по розыску дела живота лишится или наказан будет».

«137. — Всякий бунт, возмущение и упрямство без всякой милости имеет быть виселицею наказано».

«На оный артикул толкование:

В возмущении надлежит виновных в деле самом наказать и умертвить, особливо ежели опасность в медлении есть, дабы чрез то другим подать и оных от таких непристойностей удержать пока не расширится и более-б не умножилось.

Указание: 1762 г. июля 3, и о прочем: кто в распространении ложных и во вред клонящихся слухов действительно изобличен будет, таковых, яко возмутителей Государственного покоя, без малейшего упущения времени так наказывать, как точные о таковых указы повелевают».

1767 года Августа 22:

Кто отважится возмущать людей и крестьян в неповиновению их помещикам, тот час брать под караул и приводить в ближайшее присутственное место, которым без продолжения времени поступить с ними как с нарушителями общего покоя без всяческого послабления.

1754 г. Сентября 30 числа:

Подлежащим и натуральной и политической смерти той смертной экзекуции до рассмотрения и точного об них указа не чинить, а при посылке их в тяжкую работу в Рогервик и прочие определенные места, чиня жестокое наказание кнутом и вырвав ноздри, ставить на лбу «В», а на щеках на одной «О», а на другой «Р» по учинении им того наказания заклепав в кандалы, ссылать до указу в тяжкую работу в Рогервик и прочие места.

«Жалованной благородному Российскому дворянству грамоты 1785 года апреля 21 дня статьями:

«5-ю. Да не лишится дворянин или дворянка дворянского достоинства, буде сам себя не лишили себя оного преступлением, дворянскому достоинству противным».

«6-ю. Преступления, основания дворянского достоинства разрушающие и противные. суть следующая: 1) нарушение клятвы, 2) измена, 3) разбой, 4) воровство всякого рода, 5) лживые поступки 6) преступления, за кои по законам следовать имеет лишение чести, телесное наказание, 7) буде доказано будет, что других уговаривал, или других научал подобные преступления чинить».

«73-ю. Дело благородного, впадшего в уголовное преступление, а по законам достойного лишения дворянского достоинства или чести, или жизни, да не вершится без внесения в Сенат и конфирмации Императорского Величества.»

«15-ю. Телесное наказание... да не коснется до благородного».

«Палата Уголовного Суда по получении сему делу ревизии 26 числа сего января определила: как из сего дела явствует, что Весьегонского нижнего земского суда заседатель Максимов сделал суду донесение, что оный подпоручик Федосеев. проезжая село Макарово обще с солдатом, сказывал, что он и еще целый полк послан в разные места от Его Величества от С.-Петербурга и до города Оренбурга об узиании и о переписке в помещичьих селах и деревнях, сколько в них душ, и какой они платят помещикам оброк, и что де сии помещичьи крестьяне будут Государевы и сбирать с них будут оброк так, как и с прочих казенного ведомства крестьян; а к тому и при учиненном следствии помещика князя Ухтомского, сельца Стрекачева, десятский Алексей Васильев показал, что из сих проезжающих двух человек один сказал, что де он и еще целый полк по всей России в разных местах поставлен для переписи помещичьих душ и какой они платят помещикам оброк, а при том и его спрашивали, как его, Васильева, зовут помещика и по сколько они платят ему с души оброку; за всем же тем и из означенной им Федосеевым своею рукою записи таковое его преступление ясно обнаружилось, ибо в оной именно он означал, что у какого помещика сколько душ крестьян и поскольку они платят оброку; а к совершенному его доказательству и ехавший с ним сержант Степанов в допросе своем объявляет, что он слыхал, как Федосеев помещице Гусевой пересказывал, что де с нового года с помещичьих крестьян оброк собираться будет наравне с казенными крестьянами, а из такового его, Федосеева. разглашения не иное, что могло бы последовать, как вред общему спокойствию и послужило бы поводом, крестьянам противу помещиков своих к возмущению, почему за таковое его злонамеренное покушение к нарушению общего покоя, как разгласителя о вольности, по содержанию указов 1762 г. июля 3 и 1767 г. августа 22, и по силе военного устава 17 главы, 133, 135 и 137 артикулов и на оный толкование подлежало учинить смертную казнь, а но указу 1754 г. сентября 30 наказание кнутом и вырезав ноздри заклеймить указанными литерами, но как он имеет обер-офицерский чин, то Палата мнением своим полагает: по силе жалованной благородному российскому дворянству грамоты 15 статьи, от того наказания освободить, а по сей грамоты 5 и 6 статей лишить его, Федосеева, чинов, сопряженного с оными дворянского достоинства и потом послать в каторжную работу; а сержанту Осипу Степанову. который ехал с тем Федосеевым обще, все таковые его злонамеренные преступлены видел и слышал, но не токмо его от того не воздерживал да и нигде о сем не донес, а потому и сделался, по вышеозначенным законам, таковой же преступник, то и ему, как соучаствующему в том преступлены, вместо подлежащей смертной казни, по силе указа 1764 г. сентября 30 учинить жестокое наказание кнутом и дать двадцать пять ударов, а потом вырезать ноздри, заклеймя указанными литерами и заклепав в кандалы, послать в каторжную работу в Ригу.»

Подписали: Петр Мартынов.

Димитрий Огарков.

Иван Котельников.

Приговор этот Палата препроводила на утверждение Сената.

Сенат нашел его не только совершенно правильным, но приделал к нему следующее окончание.

«А понеже указом 3 января 1797 года предписано:

«Как скоро снято дворянство, то уже и привилегия до него не касается, почему и впредь поступать, то Сенат, по должном соображении всех обстоятельств настоящего происшествия, мнением своим на основании законов присуждает, чтоб подпоручика Федосеева за преступление, им содеянное лишить чинов, дворянского достоинства, по снятии коего и привилегия до него не касается, чего ради, наказав кнутом, сослать в работы на Нерчинске заводы.»

28 апреля. 1797 г. Петербургская Палата суда и расправы донесла Сенату, «что лишенному чинов и соединенного с ними достоинства, Ивану Федосееву, наказание кнутом двадцатью пятью ударами прошлого января 31 числа в Рождественской части, на Александровской площади, чрез заплечных мастеров, учинено, после сего оный преступник препровождён в Новгородское Губернское Правление для отсылки в Нерчинские заводы.»

Вслед за ним и Степанов, битый кнутом и клейменный, отправлен в Ригу.

Шубинский С.Н. Подпоручик Федосеев – С-Пб, 1888.

Подготовила Светлана Демидова

Сбор новостей

Подписка на Сбор новостей