Война…

22 июня 1941 года – в солнечный воскресный день, точнее на заре этого дня фашисты начали бомбить наши мирные города и сёла.

Бумажными крестами заклеены окна, чтобы при бомбёжке стёкла не разлетались далеко. Движущиеся к вокзалу колонны…

«Вставай, страна огромная

Вставай, на смертный бой

С фашисткой силой тёмною,

С фашистскою ордой.

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна.

Идёт война народная,

Священная война».

Этот мотив стал основным в наших сердцах на несколько лет. А мысли мои были в Ленинграде, в голодном блокированном Ленинграде. Там гибли наши близкие, родные бабушка Агафья, тётя Шура, семья дяди Васи. Там гибли сотни, тысячи людей. Блокада в чёрном свирепом её облике. Комок подкатывал к горлу, когда я читала и перечитывала «Ленинградскую поэму». Она сохранилась в моём блокноте, но почему-то не указано имя автора (примечание: автор «Ленинградской поэмы» О.Ф. Берггольц).

Вот эта поэма: (отрывок)

«Я, как рубеж, запомню вечер:

Декабрь, безогненная мгла,

Я хлеб домой в руке несла,

И вдруг соседка мне навстречу.

- Сменяй на платье, - говорит, -

Менять не хочешь, дай по дружбе.

Десятый день, как дочь лежит:

Не хороню. Ей гробик нужен.

А детский – хлеба двести грамм…

Отдай. Ведь ты сама рожала… -

И я сказала: - Не отдам. –

И бедный ломоть крепче сжала.

- Отдай, - она просила, - ты

Сама ребёнка хоронила.

Я принесла тогда цветы,

Чтоб ты украсила могилу. –

… Как будто на краю земли,

Одни, во мгле, в жестокой схватке,

Две женщины, мы рядом шли,

Две матери, две ленинградки.

И, одержимая, она

Молила долго, горько, робко.

И сил хватило у меня

Не уступить мой хлеб на гробик.

И сил хватило – привести

Её к себе, шепнув угрюмо:

- На, съешь кусочек, съешь… прости!

Мне для живых не жаль – не думай.

Прожив декабрь, январь,

Я повторяю с дрожью счастья:

Мне ничего живым не жаль –

Ни слёз, ни радости, ни страсти…

Ноябрь, декабрь, январь, февраль 1941-1942 года в Ленинграде были самыми трудными, самыми страшными месяцами в истории 900-дневной обороны города. Стояла необыкновенно морозная зима, а в городе не было топлива, не хватало электроэнергии. Встал транспорт, и люди ходили на работу и с работы пешком. И обычно именно в эти часы фашисты начинали интенсивные обстрелы рабочих районов. Но страшнее мороза и снарядов был голод.

От родных мне в Иваново пришло несколько писем. Сохранить эти письма я, к сожалению, не сумела. Очень жаль! Позднее узнала: в декабре 1941 года умерла бабушка Агафья от голода. Говорят, она произнесла последние слова в бреду: «Кусочек бы!» Хоронили тогда в общих могилах, не до гробиков. По рассказам бабушку завернули в пикейное одеяло и увезли. В феврале 1942 года не стало на свете жизнерадостной тёти Шуры, сестры папы, Александры Ивановны Кузнецовой.

В Овинищах тоже отбивались от бед и голода. Половина Калининской области была занята гитлеровцами. До нашего лесного края им добраться не удалось. Но станцию несколько раз бомбили. И долго после войны окна нашей родительской квартиры были застеклены разными кусочками, а то и фанерой.

А мне в Иванове было тяжело и одиноко. Здесь бабуся ждала от меня процентов благодарности. И всё же временами теплело моё сердце, когда она была, подобрей.

Эти мрачные годы очень украсил мне мой маленький Владимир. Когда началась война, ему было только три месяца. И вот его первая улыбка, первый зубок, первый шажок. Первый задорный перепляс под радио. И первые его слова, и первые песни! Какое это было счастье! И слёзы мои – ведь не хватало ему каши, сахара, он болел.

В моём блокноте военных лет есть милое стихотворение. Чьё оно, к сожалению, не знаю.

Рисунок.

Письмо без слов от дочери моей

Мне всяких слов дороже и милей.

Она рисунок мне прислала свой:

Дощатый домик, деревцо у дома

Да две ромашки на горе крутой.

Всё это с детства каждому знаком

Клубится дым, над синею трубой,

Кружочек – солнце и луж – ресницы.

И это всё письмо – весь мир её простой.

Ещё ей рано азбуке учиться.

Ещё ей рано… Вечер на дворе,

В Уфе далёкой дочка засыпала,

Когда под грохот вражьих батарей,

Мне ППС письмо её вручала.

И я его прочёл среди друзей,

Что возвратились только что из боя

Смотрели мы, и стало нам теплей,

В мороз от солнца детскою рукой

Зажжённого… О, памяти тепло!

Повсюду я ношу письмо с собою.

И если мне на сердце тяжело,

Смотрю на это солнце дорогое!

И чувствую я новых сил прибой.

Ведут меня в боях, в дыму и громе

Дощатый домик, деревцо у дома

И две ромашки на горе крутой.

И ещё стихотворные строки в то моём блокноте. Откуда они – не знаю, но вероятно, они согревали тогда мою душу:

Война идёт, сурова и жестока,

Над мирным домом пламя полыхает

Бывают письма, чьи простые строки

Сильнее солнца сердце согревают.

Летят на фронт далёкий, будто птицы

Святой любовью матерей согреты,

Простые письма. В них сердец частица

Тепло неугасимого привета.

Меня привели в восхищение слова М. Горького, и тоже оказались в блокноте. «Русский народ обнаружил изумительную силу, создав при наличии ужаснейших условий прекрасную литературу, удивительную живопись и оригинальную музыку, которой восхищается весь мир… Гигант Пушкин величайшая гордость наша и самое полное выражение духовных сил России, а рядом с ним волшебник Глинка и прекрасный Брюллов; беспощадный к себе и людям Гоголь, тоскующий Лермонтов, грустный Тургенев, гневный Некрасов, великий бунтовщик – Толстой, и больная совесть наша – Достоевский; Крамской, Репин, неподражаемый Мусорский, Лесков, все силы, всю жизнь потративший на то, чтобы создать «положительный тип» русского человека, и, наконец, великий лирик Чайковский и чародей языка Островский, так не похожие друг на друга, как это может быть только у нас на Руси, где в одном и том же поколении встречаются люди как бы разных веков, до того они психологически различны, несмежны.

Всё это грандиозное создано Русью менее чем в сотню лет. Радостно до безумной гордости, волнует не только обилие талантов, рождённых Россией в XIX веке, но и поражающее разнообразие их». М. Горький (из журнала «Спутник агитатора» № 13 за 1943 год).

Мне везло на хороших людей (попадались и другие). Верность и преданность испытываются во время несчастий, неудач, трудных жизненных моментов. И не всякая дружба выдерживает эти испытания. Недаром народ говорит: «Нет друга, так ищи, а нашёл, так береги».

В первые годы войны мне очень помогала Дуся из Облисполкома. Беседы с ней, женщиной, любящей русскую литературу, были для меня благотворными. Помогали письма Клавы, подруги по институту, вдохновляли письма моего комсорга 1930-х годов. Всячески меня поддерживали мои Овинищенские «родичи». Иринка даже раза два «прорывалась» по командировке к нам. Поездки тогда были очень трудны. Бесценные мои Овинищенские родные!!! Но я очень ждала писем от Мих (Михаила), а они были редкими.

В Иванове тоже было и голодно, и холодно. Как о чём-то сказочном мечтала я о белой булке со сливочным маслом и кофе!

Осень 1944 года. Мне посчастливилось прожить в Москве, на семинаре журналистов. С крыши любовались мы первыми салютами, немцев стремительно гнали на Запад.

1945 год, начало мая. Нет ещё документов об окончании войны. НО воздух напоён добрыми предчувствиями. Всё вокруг наполнено этим ожиданием.

9 мая объявлен Днём Победы! Окончилась война. Мне казалось, теперь преобразится весь мир. Я добросовестно прочитывала в газетах протоколы ООН. Но «говорильня» затягивалась. Заволокло облаками и мой личный небосклон. Все заботы и хлопоты так и остались на моих плечах…

А дитё моё растёт. Появляется школьный портфель, дневник, учебники. И родительские собрания. Это и радостно, и грустно, когда вырастают дети.

… Всё это отошло вдаль. Я пишу эти строки в 19-20-х числах января 1973 года. За окном лютует «крещенский мороз» минус 30. И даже этот факт наводит меня на размышления о мудрости наших предков.

подготовила Ковальчук Валентина,

библиотекарь Ивангорской библиотеки