Бабушка Нюша

Из ярких искр детского восприятия мира, как из бусин, складываются воспоминания. Громкие слова «Счастливое детство» в пору этого самого детства кажутся чем-то непонятным. Детство, как детство.

Бабушки есть у всех - мама мамы, мама папы, а ещё двоюродные или троюродные. У меня было две бабушки, обе Анны. Только по папиной линии бабушку мы так и звали – баба Анна, а по маминой – баба Нюша. Прошло достаточное количество лет, и, могу сказать, что, как-то так складывается, что воспоминаний о бабушке по маминой линии больше.  Бабушек всегда было две, они дожили до глубокой старости. Их уже нет, а воспоминания есть…

Утро. Солнце заглядывает через ажурную занавеску в комнату. Никто не будит, сами проснёмся от аромата блинов! Долго прятаться под одеялом не будешь! Слезаем с кровати и бегом на кухню. Бабушка напекла уже целый стол тоненьких, похожих на тряпочки, блинов. Чтобы не устраивать толкотню, умываться бежим на речку. Тут уже меркантильный интерес: потратишь воду – топай на речку с ведром. Так что, лучше добежать с полотенцем до Колодинки! Холодная вода быстро разбудит. Речка Колодинка протекает под горой, на которой стоит деревня Холмушка. Официально, конечно, её так не называют – Остолоповский Холм (значиться в документах).

Деревне много лет. Было много... Сейчас в ней нет жителей – нет деревни.

А мы бежим с полотенцами к речке! Бабушка дала чайник, чтобы попусту  не бегать – вода лишней не будет. Речка укрыта от пыльных дорог и бескрайних полей зелёным ольховым поясом. Спуск к ней пологий, петляющий между деревьев. Ажурный узор на воде нарисовали солнечные лучи, пробиваясь через листья. Речка неглубокая, местами только по шиколотку, а Колодинка потому что по всему течению есть омута или «колодези», вот и Колодинка. В речке плавает рыбка, тоненькая и юркая. Дразнит, подплывая совсем близко.  Только руку протянешь -  тут же убегает под берег или за камни-валуны. Ещё можно встретить сомиков, они менее поворотливые. По песчаному берегу вольготно разросся чистотел и кусты чёрной смородины. С берега ягод не увидишь, а вот с воды! Собирай - сколько хочешь! Но сейчас не до смородины – блины ждут, стынут.

 Бабушка уже убрала большую сковороду и «сёйземушку» на длинной ручке. «Сёйземушка» - это чапельник по-карельски. Блины, разложенные на домотканом полотенце остывать, уже переехали на стол и сложены на тарелку, возвышаются в центре стола горкой. Самовар шипит и побрякивает. Его место тоже на столе, на специальном розовом подносе. Стол стоит перед окном, в красном углу под иконами. Под окнами лавки по всей кухне, вернее одна длинная лавка. То ли народ мелкий был, то ли так хитро дедушка лавки соорудил, что, сколько бы ни было гостей - все помещались. Своей очереди ждёт в печке яичница. Глазуньей всех не накормишь, а вот омлетом – да. Какой секрет был - уже не узнать, но омлет из русской печки -  вкуснятина, которую можно есть сколь угодно. Пышный, с тоненькой коричневой корочкой. Блины бабушка пекла из ржаной муки, делала заквасу, которая хранилась. Горячие блины, посыпанные солью – был как бонус, чтобы пошустрее заправляли постели и умывались.  На столе обязательно было варенье из крыжовника или из клубники. Чаще всего самых маленьких не по возрасту, а по количеству занимаемого места усаживали к самовару. Можно было строить мордочки. Самовар мне казался в то время огромным!

Но сидеть бесконечно за столом не будешь. Чай попили, блинов поели и за дела. У бабушки было большое количество домотканых дорожек и ковриков, изготовленных из тряпочек, сшитых и связанных. Всё это богатство вытаскивалось на улицу и развешивалось на забор, скамейку – проветрить и вытряхнуть. В дни приезда гостей, когда собирались все внуки, а нас было пятеро, кто-то всегда спал на полу. Счастливчику доставался постельник, набитый ржаной соломой. Обычно на полу спали самые шустрые и те, кто боялся упасть с кровати. Кровать была высокая, с никелированными шариками. Белый подзор делал её ещё выше, а подушки сложенные одна на другую превращали её в царскую. Ещё вариант - спать на печке, но долго там не улежишь. На печке бабушка хранила лук, запах которого буквально пропитывал всё пространство. Что интересно, в доме луком не пахло, только на печке. Обычно все дела, которые нам предстояло совершить, мы делали все вместе.

На речку воды набрать – бабушка выдавала вёдра, чайники и вперёд. Чтобы мы надолго не застряли на речке, брала коромысло и шла с нами. Воду для питья с речки брала вся деревня,  так как воды в колодце  было мало. Соседи, тётя Рая и дядя Саша Громовы, на речку ездили на лошади, ставили на телегу фляги по 40 литров. Для полива огорода воду брали в пруду, который был за деревней. Вода в нём всегда была чуть коричневого цвета от взвеси глины. Большое колхозное стадо буквально проходило через него, идя на пастбище. Если несколько дней коров не пригоняли, можно было набрать более или менее чистой воды, которой наполняли ванну. «Загорода» - карельское слово, но так как оно было на слуху, мы не удивлялись. В Софронихе – огород, а в Холмушке – загорода, всё нормально.

 Бабушка любила крыжовник, в огороде было пять кустов этого ягодника. Ещё клубника, ароматная, буквально тающая во рту. Был лук, картошка, морковь и свёкла. Всё самое простое. В начале лета, когда на огурцы ещё позаглядываешь, а так хочется свеженького, выручала огуречная трава. Ароматные, колючие листья добавляли в салат.

Обычно нас отправляли к бабушке на неделю. Огород выполоть или в то время, когда приезжали двоюродные брат и сестра. У меня и у старшей сестры была масса свободного времени. Стирку нам не доверяли, этим занимались бабушка и старшие сёстры, воду грели в печке в чугунах, потом выносили на улицу и стирали в корыте. В деревне было две забавы – это речка и карьер. Болтаться по речке и морозить пятки в студёной воде, можно было бесконечно. Благо, огромные камни-валуны по всему течению лежат. Забрался на солнышко – погрелся и иди дальше. Правда, далеко не заходили.

Другое дело – карьер. И иди недалеко, вышел из деревни -  и на месте. Из карьера брали песок для строительства дорог. Крайний дом буквально на самом краю карьера стоял. Карьер был по одной стороне деревни – от Остолопова. Разделяла новый и старый карьер дорога, ведущая в деревню. Когда левый карьер закрыли, стали разрабатывать правую сторону. По краю всего карьера жили ласточки-береговушки. В Софронихе ласточки сидели на проводах и устраивали гнезда под фронтоном или над наличниками. В Холмушке ласточки у домов не жили, их место – карьер.

Особое место в распорядке жизни занимал поход в Остолопово за хлебом. Это был целый ритуал. Бабушка доставала выходное платье, кофту, платок, фартук и туфли. Сборы начинались с утра, успеть нужно было к 12. Обычно машина приезжала позже, но нужно было ещё поболтать с подружками, обсудить последние новости. С нами бабушка разговаривала на русском, «секретничала» на-карельском. Ещё заходили на кладбище, на могилу дедушки. Магазин был маленький, а людей в нём всегда много, и значительная часть ждала своей очереди на улице. (Этот магазин до сих пор стоит). Поход в магазин завершался в четыре часа, дорога в гору занимала массу времени. Бабушка ложилась отдыхать, а мы занимались своими делами.

В деревне, и не только, все называли бабушку Нюшей или Анной Петровной  (но чаще первое). В деревне ещё была Оня, Груша, Фёкла, Шура, Матрёна. Все эти имена как бы из другого времени. Времени, ушедшего безвозвратно. 

Подготовила Валентина Ковальчук, библиотекарь Ивангорской сельской библиотеки