Летописец края родного

В древности край наш, как и вся Тверская губерния был покрыт непроходимыми лесами, перерезанными ручейками и реками: Мологой и Сёблой. Привольно здесь жилось диким зверям и птицам, реки изобиловали рыбою. Сама природа манила сюда переселенцев, обещая сытую жизнь, но и тяжелый труд. Сначала нужно было отвоевать у природы землю, выкорчевывая и выжигая леса, осушая болота, борясь с мошкой. Зато и пропитание было под рукой: звери, рыба, птица, дикие пчелы, грибы, ягоды. Отвоеванные земли распахивались, засевались, засаживались. Так на пустошах, очищенных от лесов, появлялись хутора, заимки, деревеньки, которые заселялись чаще родственниками. Близость воды помогала вести торговлю особо предприимчивым дельцам.

Население края было очень работящим, рукодельным, предприимчивым, но практически, сплошь, неграмотным. Вероятно, так и был бы край наш глухоманью или «медвежьим углом», как его называли редкие приезжие, если бы не свершилась Октябрьская революция. В первую очередь взялись за искоренение всеобщей безграмотности: строительство новой жизни предполагало в корне изменить жизнь и быт населения. По прошествии лет видно, что повсеместное обучение крестьян грамоте, для самого села пошло не на пользу. Наверное, не зря древние крестьяне так сопротивлялись обучению и просвещению: для ведения крестьянского хозяйства нужна была сила, здоровье, и твердая убежденность в правильности пути, по которому они веками шли с сохой и плугом, по следам своих отцов и дедов. Этот путь веками кормил их немалые семьи, поддерживал хозяйство в порядке, помогал пережить трудные времена и другой жизни они не хотели. Новые времена в корне изменили жизнь коренного населения, заставив не только обучиться грамоте, но и вести хозяйство не индивидуально, а общественно. Отобранное у зажиточных крестьян хозяйство отдавалось в общественное пользование, хуже присматривалось, кормилось. Крестьяне незаметно для себя превратились в колхозников, а самые крепкие семьи ссылались в края далекие. Молодежь во все времена быстрей приспосабливается к обстоятельствам, поэтому новая жизнь им показалась легче, интересней, проще. Для многих открылась возможность работать не только на земле, но и попробовать свои силы в городе, чем они и воспользовались. Так часть крестьян оторвалась от земли, разбежалась по  городам и весям, забыв на многие годы дорогу в родные края. А колхозное хозяйство вело свою жизнь по иному пути, где не было уже такого трепетного отношения к скотине – кормилице семьи.

Крепкий русский крестьянин искоренился полностью, исчез в современной жизни. Деревни покрылись кустарником и редколесьем, остатки населения по привычке продолжают вести нехитрое хозяйство, сажать небольшой огородик на прокорм небольших семей, но молодежь уже практически не задерживается в деревнях, предпочитая зарабатывать деньги и покупать продукты питания в магазинах. Вряд ли произойдет чудо, и население хлынет обратно в деревни, как встарь отвоевывать у природы земли, сажать, сеять и вести жизнь, наполненную тяжелым трудом. И все же жизнь нам постоянно показывает, что только ежедневный труд, который ты делаешь на благо своей семьи, прокормит ее в трудные времена и поможет их пережить. Так исстари повелось и останется где-то на подкорке, и в нужный момент обязательно всплывет.

Но в начале XXвека еще живы были крестьяне, любящие трудиться на своей земле, но они уже были обучены грамоте и хоть не могли получить всестороннего образования были по натуре своей любопытны, пытливы, а некоторые уже пытались вести что-то типа дневников, записей из жизни семьи и окружающих их людей. Часто слышишь, что тот или иной человек что-то записывал, сочинял частушки, стихи, но где эти записи, не известно даже родственникам. А вот небольшая тетрадочка с воспоминаниями из жизни жительницы деревни Дюдиково – Зайковой Марии Васильевны, сохранилась, походила по рукам интересующихся краеведением местных жителей, и нашла свой приют в библиотеке. Хочется напечатать эти воспоминания, чтобы и вы могли немного заглянуть в начало прошлого века нашей деревеньки и окунуться вместе с простой русской женщиной в события, происходившие с ней и некоторыми её жителями.

К сожалению воспоминаний совсем немного, а многие рассказы не окончены. Тем не менее, они интересны уже тем, что написаны много лет назад и содержат занимательные факты и исторические подробности из жизни края. Возможно, многие факты можно и оспорить, особенно касающиеся истории происхождения деревни, но такой цели нет, поэтому предлагаю вашему вниманию лишь немного редактированный текст с пометками, в скобках, и разъяснениями самого автора рассказов. Итак, приглашаю вас в путешествие по родной сторонке вместе с Марией Васильевной Зайковой.

Моя семья, мои прародители

Родилась я в 1905 году в семье крестьянина. Отец и мать были карелы, и деревня наша была обрусевшая карельская, крестьяне в большинстве своем были «кареляками». Отец и мать мои были трудовые хозяева, ни богатые, ни бедные, при советской власти считались «середняками». А дедушка по матери при царском режиме был волостным старшиною, а бабушка, его жена, была из бедной семьи. Дедушка не дожил до Октябрьской революции, умер в 1914 году. У дедушки моего в полях было земли немного, но собственной земли имел в «Черновах» (теперь на дне Рыбинского моря) 20 десятин (десятина – русская единица земельной площади, немного больше гектара). Дедушка был новатором, любил все новое, передовое, первым купил в деревне: самовар, часы, веялку, саморезку, жнейку. Был он незаконнорожденным, девки сын, выросший в большой бедности, в одной из бобыльских хибарок с двумя окнами. Мать его, опозорившая семью, была братовьями выселена в эту избушку. Но благодаря большой одаренности и уму дедушка, Иван Иванович Комисаров, был поселянами выбран волостным старшиной. Надо сказать, что дедушка был человеком совершенно неграмотным, а водил с собою на работу в управление грамотного мальчика, который был ему и писарем и чтецом бумаг и деловых документов, а дома садил бабушку читать газеты. Бабушка была очень хорошо грамотным, для того времени, человеком. Так дедушка узнавал обо всем, что происходило в Русском государстве. Когда дедушка был выбран в волостные старшины, то он уже жил в большом доме, имел образцовое хозяйство, полный двор скота и даже 70 семей пчел (из бедных избенок тогда не выбирали начальство).

Отец мой был хорошо грамотным человеком, а мать была неграмотная, а только самоучкой могла читать и писать. Нас они, меня и брата, очень хотели бы выучить хорошими, образованными людьми, но этого не получилось. Мы с братом окончили церковно-приходскую школу, и случилась Октябрьская революция. Царское образование нарушилось, а советского еще не было и, хотя мы с братом учились хорошо, на этом учению пришел конец. Это было в 1919 году. Как я описала выше, родители наши были средней руки, и советская власть их не тревожила по раскулачиванию. Но вот в одну октябрьскую темную ночь, когда мы уже все спали, а не спала только моя матушка (она была очень любознательным человеком), подвернув огонек семилинейной лампы, она вышла на крыльцо, так как услышала голоса. С крыльца она услышала говор множества людей, которые с фонарями (летучая мышь) топали к соседям в крыльцо и при свете фонарей поблескивают винтовки и ружья. Мать очень испугалась и видимо слишком громко стала запирать ворота, ее услышали, подбежали к нашему крыльцу человек шесть и заставили маму отпереть ворота. Они ввалились в избу, закричали грубым и злым голосом: «Хозяин огонь засвети». Тут же мама принесла из кухни лампу. Трое сели под голбицу (это палати, приделанные вверху, вдоль русской печи), где я спала, а трое подбежали к постели, где спал отец. Отца схватили, подняли с постели и закричали: «Отдай нам револьвер, у тебя, говорят, есть, отдай золото, у тебя его много». Отец очень испугался и ничего не мог говорить, а мать была боевая, выскочила из кухни и тоже закричала: «Нет у нас никакого револьвера, и не видели никогда, и стрелять не умеем, а золота у нас много на дворе, можете подъезжать на телеге, охотно отдадим». А трое, которые сидели под голбицей, стали шепотом между собой говорить о том, что зря они в этот дом пришли, видно, что в избе бедно, хозяин спит, укрывшись дырявым полушубком, одеяла нет. Бедность не скроешь. Так они отговорили остальных, и ушли, а отец накинулся на мать и отругал ее за любопытство, которое могло плохо обернуться для семьи. Как потом говорили, отряд этот был большой, человек тридцать, у соседки забрали два фунта сахару, пять фунтов белой муки, четверть керосину, 10 фунтов соли. Никто не знал, были ли это комбедчики (из комитета бедноты) или мародеры, соседи были людьми хоть и безбедными, но очень трудолюбивые, не богачи. Мужчин у них в семье не было: две старые девы взяли к себе сестру с двумя сиротами, помогая ей их растить. Таких людей советская власть ценила, а в теперешнее время награждают орденами и медалями.

Мой край родной, моя Родина…

Моя родная «односторонка» и деревня Дюдиково с прямой улицей, со старыми, полутора столетними белыми  берёзами, которых осталось 11 и куща лип. Недалеко от деревни река Сёбла несёт свои воды в Рыбинское море. Нашу местность (пять деревень), наши деды и прадеды называли «односторонкой», потому что кончается Тверская губерния, и  река Сёбла граничит с Ярославской губернией, получается, что наша сторона последняя, крайняя в Тверской, вот  и односторонка. Моя родная деревня Дюдиково входила в Тверскую губернию Весьегонского уезда Чамеровской волости Николо-Высоцкой общины. Деревней владел казённый удел, и крестьяне назывались государственными. После Октябрьской революции нашей односторонке дали название – Вторая Украина, будто бы наши крестьяне получают более высокий урожай на полях, чем в других деревнях Чамеровской волости. Из-за этого крестьяне стали больше облагаться продналогами, по сравнению с крестьянами из других деревень. Это название, почему-то данное нашей деревни, не оправдало себя, потому что земля на полях была сухопашная, да ещё окружённая болотами и урожаи были плохими.  В первые годы после образования колхозов, урожай родился 5-7 центнеров с гектара, не более, да ещё и по тому можно понять, что никакой помещик-барин наших полей не выбрал в своё владение.  

Наша деревня Дюдиково и наши земли испокон века принадлежали помещику, были они малоплодородные и дернистые, болотистые. Деревня и крестьяне назывались «казенными». К среднему полю примыкало очень большое и непроходимое болото «Ключи» и далее «Медвежий угол», где 200 лет назад рос вековой лес, и жили в этом месте медведи, вот и название такое. Потом, со временем, лес вырубили и стали косить на этом болоте осоку. Крестьянские дворы делились на «пятины» (по 5 дворов) и делили этот покос косовищем, кому какая полоса: где в семье 2 души, где 1 душа и кидали жребий, которая «пятина» - «лёжень», которая «выскочка». И вот, всяк хозяин на своей полосе на концах и середине ставил вешки, а так как полосы были долгие, то на вешки весили лапти с ног, платок или рубаху, чтобы было видно, куда межу протоптать. 

Один идет, другой косой сзади тяпает, эта межа называлась «стреловой». После косьбы начинают огребать траву и на себе, на ольховых прутьях, вывозить её, на лошадях не было возможно, лошадь утонет. Но, в начале 20 века, крестьяне, которые покультурнее, стали сеять клевера. У дюдиковских крестьян земельная система была «трёхполка» (трёхполье – устаревшая система севооборота, с делением пашни на три поля)    и тоже «пятины», стали они сеять чересполосицу и тогда у них с травосеянием понадобилось больше полей. Отсталые люди никак не хотели нарушать «трёхполку»  и сеять клевер, но со временем и они стали заниматься травосеянием. А болото «Ключи» было запущено под выгон. И вот однажды приехали к нам молодые, незнакомые люди с сумками на боку и дальномерами в руках, стали бегать по болоту и по полям, что-то мерять и ставить вешки. Одни люди говорили, что тут будут строить город, другие про железную дорогу толковали, а то ещё говорили, что нефть у нас искать будут. На другой год приехали тракторы-корчеватели и весь кустарник, и ельник скорчивали. А ещё на следующий год приехали невиданные нами машины-краны с носами и стали копать ковшами глубокие рвы и класть туда трубы и делать мосты. И вот теперь нет ни кочек, ни болот, а растет урожай зерна и льна. Уже не узнать того «Медвежьего угла» и «Ключей» нет. И вот мы должны благодарить Советское правительство, что оно действительно все делает для блага народа.

Как я была в гостях у большого начальника…

15 июня 1920 года моя бывшая учительница Т. Скородумова решила ехать в город Весьегонск, навестить знакомую учительницу, жену Григория Терентьевича Степанова. А меня, как любимую ученицу, пригласила съездить с ней, повидать город и познакомиться с «большим» начальником. Я, конечно, согласилась, и мы поехали прямо на квартиру к Степановым. Григорий Терентьевич был на службе, а его супруга встретила нас очень приветливо и предложила немного отдохнуть с дороги, пока она согреет самовар. Ближе к обеду вернулся сам хозяин, но жена отправила его в магазин за некоторыми продуктами и он безропотно ей подчинился. Когда Григорий Терентьевич вернулся, то позвал нас за стол. Хозяйка нарезала чёрного хлеба (белого не было даже в городе), нажарила картошки, поставила на стол селёдку и бутылку вишнёвой наливки. За столом взрослые вели деловые разговоры, помню, как товарищ Степанов сказал о том, что наша Чамеровская волость самая тяжёлая по сбору продовольственного налога, плохо платят крестьяне. Поблагодарив хозяев за гостеприимство, мы собрались домой, Григорий Терентьевич пошёл нас провожать. Поднял на лошадь чересседельник, поправил сбрую,  помог её развернуть. На обратном пути Т. Скородумова спросила меня о том, как мне понравилось в гостях и что я думаю о «большом» начальнике. Я ей призналась, что мечтала увидеть высокого солидного мужчину с грубым начальственным голосом, в хромовой тужурке и сапогах, с наганом на боку. А увидела среднего роста мужчину, сухощавого, болезненного вида с тихим голосом, в гимнастёрке защитного цвета, да ещё старых кирзовых сапогах. Вот таким простым человеком был «большой» начальник – Григорий Терентьевич Степанов.

Простая история…

Это было годов 9-10 тому назад, работала я тогда учётчицей, зерно учитывала на уборке комбайнов и с шофёром возили это зерно на ток. Но вот в один из таких дней, шофёр, с которым мы возили зерно, запьянствовал, и оставил машину и работу. Возить зерно стало некому, остановился и комбайн, и вся уборка. Что делать? В этот критический момент откуда-то появился мальчонка, лет 15-ти, Павлуша Малыгин. Он заскочил в машину и стал её заводить, я озадачилась, смогу ли довериться ему, сесть в машину и ехать в поле? Справиться ли мальчишка с большой машиной, не скубырит ли её, озорник, в канаву? При таком раскладе я буду отвечать за эту беду! Всё-таки доверила я мальчонке машину и свою жизнь, поняв по его задорному виду, что он настроен решительно и не хочет уйти из машины. Да и комбайны стоят, а день хороший, самая уборка. Комбайны убирали на пустоши Коверниковой, местность эта гористая и надо было переезжать через реку Сёблу, но всё обошлось, и работали мы до самого вечера. А вечером, с последним рейсом, у молодого шофёра случился конфуз. Нагрузили ему с последнего бункера, стал он отворачивать машину и наехал на рубеж, машина заглохла и остановилась, а была она старая и заводилась рычагом. Как Павлуша не вертел-пыхтел, рычал-ругался, но машина ни с места! Оставить машину с зерном нельзя, что делать? Пошла я к тому шофёру, чья эта машина была, но пока ходила, Павлуша всёж завёлся и уже ехал нам на встречу. Этот случай мы и сей день помним. Я видела, что из этого мальчика в будущем получится хороший шофёр и механизатор.

Так и получилось: Павел Васильевич хорошо научился водить любую технику. После службы в Советской армии вернулся в свой родной колхоз и работает в числе передовых шоферов и комбайнёров. Работает шофёром, а настанет уборка – пересядет на комбайн. После окончания уборки едет на целину и возвращается оттуда с новой машиной. А ещё он возит заготовки от колхоза государству: картофель, зерно, скот. Я желаю Павлу Васильевичу Малыгину завершить последний год девятой пятилетки с отличными показателями и в новом, 1976 году, десятой пятилетки, работать ещё лучше, в честь XXVсъезда нашей партии!

История давних времён, старины глубокой…

Наша деревня Дюдиково в двадцатых годах прошлого XIXстолетия от пожара сгорела полностью, на конце деревни осталось только три овина. Крестьяне-погорельцы на общем «сходе» постановили, что необходимо создать противопожарную охрану, а ещё при постройке новых домов, на обоих пасадах, посередине деревни, оставить пустое, незастроенное место (прогоны) шириною 50 сажен. Потом ещё выкопать глубокий пруд, тоже посередине деревни, чтобы вешние талые и дождевые воды стекали в него. Дальше, каждому домохозяину против своего дома посадить по 5-6 берёз. Вот уже с тех пор прошло полтора столетия, живёт в деревне уже другое поколение, но пруд сохранился до наших дней. Зарастает тиной, по весне квакают в нём лягушки, а зимой по льду катаются на санках ребятишки. Но последние три года пруд стоит пустой, нет в нём воды. В 1972 году его трактором почистили, землю подняли на берега, а  сточные воды в пруд никак не текут, а если лето дождливое, то вода стоит возле пруда и на проезжей дороге, а тракторы ныряют в пруд.

«Маврин лог»

Между деревней Поповка и Дюдиково есть лог, называют его – Маврин лог. В теперешнее время лог неглубокий, его замыло песком и вода в нём бывает только весной, когда тает снег или лето дождливое.

 А вот в начале XIXвека лог был глубокий, и воды в нём было много. По его берегам стояли в один ряд маленькие худенькие избёнки. Жители этих избушек были все бобыли, не было у них ни земли, ни скота, ни удворины. Им не разрешали строить свои избёнки в деревенский ряд, на самое главное место (на «красный посад»). Там строились только богатые люди: мясники, торговцы, мельники, деревенский староста. Бобыли и беднота строились особняком: в прогонах, за деревней или вдоль ручья. Такие переулочки назывались «Кисловка», «Бобыльская улица» и были такие улицы в каждой деревне. Хозяев таких избушек называли «лапотники», «попрошаи», «помирушники», «староверы», «пастухи». Кормились жители этих улочек как могли. Старушки рядились в няни, старики в пастухи, некоторые ходили «по миру» попрошайничать. Некоторые оставляли свою избушку и уходили по святым местам, богу молиться, там и кормились. Были и ремесленные люди: сапожники, часовщики, жестянщики, а были и революционеры. Эти скрывались от царских ищеек и от двадцатипятилетней службы. Таких бежавших от царской службы людей звали «беглые». Бобыльские избушки стояли очень близко от берега реки Сёбла, которая граничила Тверскую губернию от Ярославской. На той стороне реки почти к берегу примыкал лес, владения барина села Горинское. И если наезжали с облавой полицаи и жандармы, то для «беглых» много помогала граница и вековой лес: было куда забежать и укрыться. Но всё равно, всем этим людям жилось тяжело, и голодная судьба глядела в их глаза.

Вот, в одном из таких домишек и жила старушка, звали её Мавра. Она тоже имела своё ремесло: летом собирала траву и лечила людей. Она была знахарка, умела ворожить и гадать на картах, «пускала» кровь, ходила повитухой к роженицам. Имела Мавра ещё одну отвагу: в Крещение, в 12 часов ночи, ходила в лог, к проруби и там купалась. И в «Великий» четверг тоже купалась, для очищения грехов. Много легенд и небылиц говорилось в народе про Мавру. Например, что будто бы летает к Мавре в 12 часов ночи уж и бросает ей в волоковое оконце богатство. Соседка Мавры, бабушка Домна видела, как ночью к ней залетел уж и бросил в волоковое окошко каравай ржаного хлеба, а на другую ночь бросил в оконце новые липовые лапти. По тем временам это, конечно, было большое богатство: не кушать из котомки мирские куски, а резать хлеб от каравая и носить новенькие лапти. Прошло с тех пор почти два столетия, но в народе так и осталось название в честь Мавриной отваги этому ложку – «Маврин лог».

Берёзовая роща…

По левую сторону от Мавриного лога шумит красавица роща. Этой роще уже 75 лет и в 30-х годах нынешнего столетия она имела очень привлекательный вид, но в настоящее время за ней никто не следит, хотя и есть постановление правительства по охране природы. Никакой охраны нигде не видно: в роще много гнилых пней, валёжины, много старых листьев. Летом скот бродячий гадит, много берёз изранено топором озорниками и ни одного молодого деревца не посажено за это время. Красавица-роща на глазах гибнет, и никто не пытается её восстановить!

До Октябрьской революции эта земля под рощей, несколько десятин, принадлежала батюшке Николо-Высоцкой церкви и построена была на этой земле церковно-приходская школа. Батюшка наезжал в школу два-три раза в неделю и преподавал детям закон Божий, да прочие догматы религии. Землю он не обрабатывал, вот и стал расти березняк. Батюшка завёл пчёл, поставил пасеку, обнёс всё тесовой изгородью. Пасека просуществовала недолго, так как пчёлы были привезены с Кавказа, климат им не подошёл, они и издохли. Изгородь со временем сгнила и упала, а кладовка, где хранился мёд, стояла до 1934 года. Церковно-приходская школа существовала до революции, после была переоборудована под сельский клуб, а школе отвели в деревне Дюдиково частный дом. В 1933-1934 году из двух конфискованных кулацких домов, силами колхозов в роще был построен народный дом.

Народный дом любили посещать местные жители, ставилось много спектаклей, проходили лекции, собрания. Каждый праздник привозили гармониста В. Воронкова вместе с супругой, они давали семейный концерт. В постановках принимали участие школьники, под руководством учительницы А. Чухляевой, а так же молодёжь. В те годы роща ещё имела культурный вид и молодёжь и дети, да и взрослое население любили там отдыхать и гулять.

«Падвище»

Если идти дюдиковским верхним полем, то на его задах есть место – могильник, которое испокон веков зовётся «падвищем». Название укоренилось давно, ещё в прошлом XIXстолетии: барышники-скотопромышленники закупали у калмыков больших степных быков и пешим ходом гнали их по большой дороге, которая от Дюдиково в двух километрах проходит, на мясо в Ярославль и Москву. Останавливались они на водопой в деревне Новое, поили скот у моста в реке Сёбла. Скот был без осмотра и был заражён сибирской язвой. Болезнь эта передалась вместе с водой вниз, в другие деревни, и в течение 2-3 дней ни осталось у крестьян, ни одной головы скота, все вымерли. По распоряжению деревенского старосты на задах верхнего поля были выкопаны глубокие траншеи-могилы, и закопан был туда весь скот. Но вскоре крестьяне догадались, что не на то место закапали заразный скот, доступно будет на отгуле живому скоту и зверю место это, и опять пойдёт зараза косить новый скот. Этот могильник нарушили, закопали глубже и дальше в лесу, а название так и осталось «падвище».

Лужки

Идёшь из деревни Дюдиково нижним полем, по правую сторону, вдоль реки Сёбла и есть там два лужка. Первый лужок дюдиковские крестьяне косили, потому что он им принадлежал и звался он «Кижа-луга». Название это карельское, а по-русски он звался «игральный лужок» и пришло оно из старины. В восьмое воскресенье после Пасхи собиралась молодёжь сюда гулять из всех окрестных деревень.

Наезжали мелкие торговцы, торговали пряниками, конфетами, семечками. Лужок теперь частично залит водой, а та горка, где гуляла молодёжь,  заросла давно лесом. Да и людей уж тех давно нет, а название лужка сохранилось.

Если пройти ещё дальше, то набредёшь на другой лужок, который располагался ближе к деревне Беняково, название у него «Спорный» и это тоже давнишнее название. Лужок и поляна гораздо ближе к Бенякову располагались, но владели им дюдиковские крестьяне, а беняковским хотелось завладеть этим лугом и поляной. Они из-за этого много спорили, но остался этот лужок за дюдиковскими крестьянами, а название так у него и осталось «спорный» лужок.

Агаша (неоконченная история)

Родилась Агаша в большой семье Якова Ивановича Черноусова, бедного крестьянина деревни Крутцы. На конце деревни стояла большая, покосившаяся изба, крытая соломой. Изба была о трёх окнах и маленьким волоковым окошечком, приделанным с левой стороны избы, а нужно оно было из-за того, что топилась изба по-чёрному, и дым выходил через это окошечко. В доме имелась вытесанная топором мебель: большой стол, за которым трапезничала вся семья,  да две лавки, чтобы сидеть. В переднем углу была большая божница,  да полдома занимала русская печь. Сверху, вдоль печи были приделаны полати, чтобы спать детворе. В семье было восемь детей, на Агашу, как на самую старшую, была возложена вся домашняя работа. Долгие зимние вечера при свете лучины женщины пряли кудель, а мужчины плели из лыка лапти, чинили чуни, сбрую. Агаша была высока ростом, плечиста, с большими руками, лицо у неё было изрыто оспой, в общем, была она некрасива, но очень работяща. Пойдёт ли она за сохой или бороной, выйдет с косой, или серпом, пойдёт ли цепом молотить, огнём горит у неё работа. Потому прозвали Агашу наше «воротило»: всякую работу своротит.

 А напротив дома Якова Ивановича жила соседка, богатая вдова, Настасья Руймина, с единственным сыном, Степаном, от роду хилым и ленивым. Настасье приходилось всю работу по дому самой выполнять, а то рядить в дом да на огород работниц, а это для неё дорого обходилось. Стала она посматривать на Агашу, да думать о том, что хорошо бы женить Степана на этой девке, вот и работник дармовой в семье будет. Настасья стала уговаривать сына жениться на Агаше, но Степан стал упираться, мол, некрасивая она, мне такую не надо. В конце концов, пошли они с матерью сватать Агашу к Якову Ивановичу. Как узнала Агаша, кто её сватать пришёл, залилась горькими слезами, да и спряталась в подвал, решив, что ни за что за Степана замуж не выйдет. Понимала она, что нужна богатой соседке да  её лодырю-сынку в рабское услужение. Да родители решили судьбу дочери по-своему, решив насильно выдать её за Степана, как за выгодного жениха. Агаша под полом плачет, а родители и сваха рядят приданое за невесту. Во-первых, корову, затем овцу, шубу дублёную, поничик домотканый из овечьей шерсти, казачек серо-немецкого сукна, сапоги, валенки,  две пары лыковых лаптей, да две пары верёвочных чуней. Да кроме того: пару берёзовых ступней с оборами домоткаными из холста, калжуты три пары, из шёлковой материи тафты, сиятку (юбку с проймами). А так как дело было зимой, в мясоед и до нового урожая ещё долго, то ещё рядили два мешка ржи и два мешка овса на блины. Корову да овцу отдадут в приданое осенью, как отгуляет лето скот, да станет осенью на двор, такой уж порядок был заведён. На этом и порешили, свадьбу решено было сыграть немедля, стали богу молиться, невесту из подвала за волосы выволокли, да заставили жениху, да будущей свекрови в пояс поклониться. Так и выдали Агашу за Степана Руймина замуж. Настасья больше работников не рядила, вся тяжёлая работа в хозяйстве была теперь на Агаше. Да ещё каждым куском хлеба попрекали молодую, много горьких слёз пролила Агаша в своей горенке, оплакивая горькую судьбу свою. Да и там достанет её свекровь: начнёт искать её, да тыкать в работу: коров подоить, телят напоить, воды да дров натаскать, бельё покатать (погладить), воды нагреть, да намыть перед сном ноги у сына и свекрови, потом со стола всё убрать, да на утро к завтраку всё припасти. Агаша слёзы утрёт, да опять за работу примется, а спать уже ложиться, когда хозяева почивают. Вот уже два года минула, как живёт Агаша у Руйминых, проклиная судьбу свою горькую. Вышла она однажды крыльцо подмести, увидала подошедшего мужчину, который поздоровался с ней ласково. Оказалось, что это вернулся с царской службы её брат, который не был дома 25 лет, узнал он у родителей, что отдали сестру замуж, да и пришёл узнать, каково ей живётся. Поплакалась  Агафья брату, да не вернуть уже ничего, уже замужняя она женщина и тянуть её эту лямку до скончания дней её. Такие уж были обычаи, даже родственники ничем не могли помочь своим родным, вышла замуж – терпи!

Подошёл сенокос, все соседи поехали косить за 3 километра от деревни, а Агаша была на сносях, дохаживала последние денёчки до родов. Не посмела она сказать мужу и свекрови, что тяжело её уже косить и поехала вместе со всеми. На второй день, прямо на покосе, у неё начались роды. Родила Агаша под кустом, отвезли её в сенной сарай, уложили на сено, на другой день сжалился над ней сосед Иван Жинин, запряг свою лошадь, посадил Агашу с ребёнком на телегу, да и повёз в деревню. Как увидела свекровь, что привезли невестку домой во время сенокоса, как заголосила, заругалась, запричитывала, что останутся они на зиму без сена. Не выдержала этого Агаша, поцеловала ребёночка, оставила его свекрови и обратно вернулась на сенокос. До самого вечера нечего было есть ребёнку, Настасья только свернула ему соску из черного хлеба, чтобы не плакал, и всё. Вечером с покоса пришла Агаша,  стала кормить малыша грудью, да за день молоко в груди испортилось, и, наевшись такого молока, начали его мучить боли в животике, так через два дня он и умер. А на другой день дядя Ваня и Агашу привёз с покоса больную. Долго проболела Агаша, так что пришлось Настасье рядить работников, да и сына лентяя заставить работать, ведь пора рабочая, надо сена заготовить на зиму.

Заключение

Так незаметно и добрались мы с вами до последнего листочка летописей времён давних, коих описала нам простая русская женщина, Мария Васильевна, видимо очень любознательная и пытливая. К огромному сожалению, не узнать уже верно, чем закончилась история жизни бедной Агаши, как сложилась судьба других героев, а жаль. Такие воспоминания помогли бы окунуться в мир наших предков, помогли бы лучше узнать их жизнь в быту и в праздники, познакомили бы нас с обычаями и традициями дедов и прадедов. Даже эти небольшие зарисовки помогли отправить нас, на короткое время, в прошлый век и представить жизнь нашего края совсем по-другому, отличную от нашей жизни. Временами, когда впервые читалась эта тетрадка, казалось, что это какой-то сценарий, написанный к фильму про стародавние времена, но потом начинаешь осознавать, что это происходило здесь, просто больше ста лет назад и было странно воспринимать эти события за реальные. Но бабушку эту хорошо помнили, просто в своё время никому не интересно было расспросить её о жизни края поподробней, вероятно она могла бы ещё о многом рассказать. Да и другие жители окрестных деревень унесли вместе с собой историю нашего края со всеми её трагедиями, комедиями и фарсом. Приходиться только сожалеть об этом и радоваться тому, что хотя бы небольшие крохи о прошлом нашем сохранились на полуистлевших листках. Ещё раз хочется напомнить, что стиль рассказов сохранён полностью, лишь небольшие изменения в орфографии были внесены в текст, даже пометки в скобках вставлены автором. Почему и удивляет то, что человек с небольшим образованием так ладно и чётко описывает события, применяя, порой, затейливые обороты и новомодные слова. Видимо до самой старости была пытлива Мария Васильевна, любила читать и записывать то, что помнила. Судя по недописанным рассказам и тетрадей было больше,  просто не сохранились они до наших дней. Читайте сами, да деткам расскажите о событиях старины глубокой, о людях, живших в наших краях. Да и сами что-нибудь припомните, да всем нам расскажите, чтобы оставить потомкам на долгую память о некогда богатом крае природой, людьми и событиями!

Источники:

- Воспоминания Марии Васильевны Зайковой

- Фотографии из старых альбомов жителей деревни Дюдиково

- Фотографии с картин А. М. Сенина.

Людмила Колачева, библиотекарь Дюдиковской сельской библиотеки