«Светлый праздник Пасхи»

14. 04.1974 г.. Пасха в этом году ранняя. Почти зима кругом. Бабушка уехала на всеночную в Красный Холм. Она исправно постилась, молилась часто во время поста перед старинной иконой в спальне… На столе красные яйца, кулич.

Печку топили с дедом. Колодцем уложенные дрова загорелись быстро. Яркие языки охватили сухое дерево, облизали кору на поленьях и поплыл в трубу серовато-черный дым. В чугунке поставили воду под щи из крошива. Большой чугун с мелкой картошкой для скотины дед закатил на ухвате в печь. Кипятильником нагрели воду для коровы. Дед пошел ее поить. Я чистила картошку, морковку и лук для щей.

Утренняя суета радовала. Мы тихо хозяйничали с дедом, управляясь с чугунками, ухватами, печкой. Потом я побежала за околицу. Так хотелось посмотреть, как «играет» солнце на восходе. Бабушка говорила, что оно так играет только на Пасху. Вероятно, это правда. Ведь день Пасхи каждый год высчитывают по звездам. Дед Федор Медков еще в феврале высчитал этот день по данным в календаре.

Бабушка вспоминала, как на всеночную ходили всей деревней. Тогда она жила в родной деревне Чернаве. На службу ходили в село Башарово. Обычно ходили босиком, а сапоги или ботинки, несли на плече или в руках. Перед храмом вытирали ноги заранее припасенной тряпицей и на службу шли в обуви. После службы обувь снимали и домой шли босыми. Только когда Пасха была очень ранняя (как в этом году) шли в валенках. У кого их не было, сидели дома. После службы шли радостные. На поле останавливались, любовались, как поднималось из-за горизонта солнце. Оно играло, словно танцевало из стороны в сторону. Вот и мне хотелось увидеть это удивительное явление.

Небо посветлело. По небу поплыли сероватые длинные перистые облака, словно клочья старой ткани. А морозец подходящий! Земля скована и лес чуть поседел. За деревней, где нет облаков, по небу протянулась желто-розовая полоска. И оно нежно так заголубело. По времени солнце уже встало. Скоро шесть утра. Но за облаками его не видно. Над Якушином галдят грачи и кое-где над крышами клубиться дымок. Проснулись. Затопили печи. Где-то каркает ворона, стучат на стыках рельс колеса вагонов в Овинищах, пробует голос глухарь в лесу. Скоро они запоют свои длинные прекрасные песни любви, начнут токовать. Постукивает своим крепким клювом дятел на старом тополе. Иногда зазвенит робко так, колокольчик жаворонка и замолкнет так же неожиданно, как и начнется. Чирикают весело воробьи и заливисто славят праздник пестрые скворцы. Ах облака, облака… Из-за вас я не увидела праздничного восхода.

Утром. Когда приехала бабушка, пришла тетя Настя Удальцова и баба Фрося Кузьмина. Пели: «Христос Воскресе из мертвых смертию смерть поправи сущим во гробе живот даровал» три раза. Пели другие молитвы, христосовались, обменивались яйцами, поздравляли друг друга.  Приходили за праздничным угощением дети- Абаккин Олег и Ольга. Такие «срядные» (как говорит бабушка) и такие смешные. Такими мы были с Верушкой, когда еще до школы жили в д. Якушино. Бывало, мама нас нарядит в праздничную одежду (были у нас такие розовые плащи и такие же розовые шапочки, детские желтые сумочки) отправит поздравлять бабушку Анну, деда Александра и дядю Колю Зайчиковых. Они жили на другом конце деревни. Идем мы по деревне торжественные, нарядные, а все выбегают из своих домов, угощают нас красивыми пасхальными яйцами. К обеду всей семьей ходили в д. Петелево. Было в доме чисто, обычно оклеено, празднично. Был накрыт стол в большой комнате. Помню эти красивые ситцевые занавески с розами, которые сейчас висят в маленькой комнате. В доме пахло по-особому. Дедушка выделывал шкуры и в углу, за круглой печкой стоял большой чан, где мокли эти шкуры. Сейчас дед занимается только шкурами кроликов и за печкой стоит кадушка. За столом, бывало, много пели, говорили, смеялись. После обеда с бабушкой и дедом ходили в гости к Абаккиным. Было здорово. Люблю я такие праздничные посиделки! Разговоры, песни. Какие они душевные эти простые творения народа, полные доброты и мудрости. Тихие, задумчивые и озорные, раздольные. Пели и трагичные, грустные. Душа сжимается, тоской заплывает. Такие песни любит мой дед. Может потому, что рано сиротой остался, мачеха злющая была, на войне тяжело ранен был. Очень жаль его, особенно когда поет и плачет…

Во саду при долине звонко пел соловей,

А я, мальчик на чужбине, позабыт от людей.

Позабыт, позаброшен с молодых юных лет,

Я остался сиротою, счастья, доли мне нет.

Как умру я, умру я, похоронят меня

И никто не узнает, где могилка моя…

У других на могилках все цветы, да цветы

У меня, у сиротины одни голы кусты…

Баба Шура Бильбина и ее дочь тетя Люся Абаккина голосистые. Пели ярко, душевно. Песня неслась по дому, казалось, занавески на окнах шевелились от этих голосов и в душе рождалась гордость за свой край, за прекрасных людей, трудолюбивых, гордых талантливых.

«Бывали дни веселые, гулял я молодец», «Когда б имел златые горы», «На Муромской дорожке стояли три сосны», «Хазбулат удалой», «Меж крутых бережков», «Вот кто-то с горочки спустился». Баба Шура пела по-своему:

Вот кто-то с горочки спустился,

Наверно Билбо мой идет.

На нем защитна гимнастерка

Одета задом наперед…

В деревне их звали Бильбо и Бильбошиха, от фамилии – Бильбины. Моих деда и бабу звали – Рыжими. Говорят, дед Дмитрий (отец деда Михаила) был рыжий. А так в семье рыжим был только кот. Нарыковых называли – Нарык и Нарыкошиха. Сергеев Василий был домовиком (это когда мужчина приходит жить в дом жены) у Любы Дмитриевой. Его так и звали Васька Любин.

 Шли домой, когда уже сумерки ложились на деревню. Подвыпивший дед завел свою любимую:

Гуляем день, гуляем ночь,

Гуляем всю неделюшку.

А за меня, за дурака

Дадут любую девушку…

И как не просила его бабушка не орать на всю деревню, он пел много раз и каждый раз громче предыдущего.  Так прошел этот праздник в деревне. В городе все гораздо прозаичнее.

Источник:

фото - Александр Бондарь

подготовила Ковальчук Валентина,

библиотекарь Ивангорской библиотеки