Субботний вечер

Любила Валюшка субботние вечера, когда, управившись во дворе со скотиной, мама с бабушкой принимались хлопотать у печки. Они готовили всё для мытья.

Обычно бабушка Анна топила печку утром. Только в это утро чуть дольше, дров клала чуть больше и, в дополнение ко всем горшкам и чугунам, закатывала на валике большущим ухватом пузатые чугуны с водой для купания. Вечером она доставала из печи все чугуны, горшки и горшочки, выкатывала пузатые чугуны с водой. Помелом из можжевеловых веток выметала из печи золу. Мать приносила золотистую ржаную солому, ещё с осени связанную в небольшие снопики, и застилала ею пот в печке, шесток. Запаривала в шайке веник и ставила её в печку.

Бабушка любила жар и парилась первая. Когда она забиралась в печь, мать закрывала заслонку. Какое-то время в печке жила тишина. Бабушка лежала на соломе, грелась. Потом слышались шлепки веника, радостное оханье и слабый плеск воды. Бабушка вылезала, выплёскивала остатки воды в лохань, наливала чистой и бежала на улицу окачиваться. Возвращалась весёлая, бодрая, румяная. Быстро растиралась полотенцем и одевалась. В это время парилась мать, тоже с закрытой заслонкой. Валюшка терпеливо ждала. И вот мама кричала: «Давай Валюшку!» Та быстро раздевалась, и бабушка подсаживала её на шесток. Дальше девочка заползала сама.  Заслонку не закрывали, Валюшка боялась темноты. В печке было жарко, очень приятно пахло распаренной соломой и берёзовым листом. Ей нравилась эта жаркая, ароматная темнота. Гладкая, влажная солома, душистый веник, осыпающий её нежностью мягких капель, когда мать легонько похлёстывала её по спине, по рукам и ногам. Даже мыльная шершавая мочалка ласково скользила по разомлевшему телу. Сама Валюшка становилась разнеженной и вялой. Она охотно ложилась на солому.

– Всё, всё, - говорила уставшим голосом мать - вылезай тихонько, устье не задень, сажей не измажься.

Бабушка принимала её из печки, ставила в деревянное долблёное корыто, окачивала тёплой водой. После жаркой печки вода казалась прохладной и возвращала девочке силы. Бабушка насухо вытирала Валюшку холщёвым полотенцем. Тело её гудело, алело ещё больше и сладко поднывало. Одетую её поднимали на печку сохнуть. Чистое бельё пахло по-особому свежо, сохло-то оно на чердаке, на лихом морозе. Всё тело блаженно дышало, было мягким, сладко пахло соломой и веником.

На печке царил мягкий полумрак. Валюшка словно в туманную сказку попадала, дремала.

– Ну, где ты там, сердешная. Самовар уж поспел. Вылезай, - звала бабушка.

Угольный самовар, большой, начищенный, кипел на столе. Пыхтел и шипел, отдавая мягкий жар. Валюшка смотрелась в его пузатый блестящий бок и строила рожицы. Она любила эти долгие зимние вечера, когда все собирались вместе за столом. Долго говорили. Ароматный иван-чай с сухими яблоками наполнял дом душистым теплом.

Бабушка наливала чай из чашки в блюдечко, подолгу дула на него, красиво держа в ладони, и с наслаждением отхлёбывала понемногу, похваливая. Валюшка пила из бабушкиной красивой чашки, прикусывая терпковато-кислыми сухими яблоками или сладкой свекольной конфеткой, похваливая, как это делала бабушка.

Уставшая за долгий день мать с какой-то тихой тоской смотрела куда-то далеко-далеко и тихонько вздыхала. Бабушка, словно читая её мысли с тревогой и болью, вздохнув глубоко говорила: «Да, вот мы напарились, чай горячий пьём у тёплой печки. А как там наши горемычные? Сыты ли, в тепле ли в эдакие холода, мылись ли? Да и живы ли? … Ох, война проклятая, осиротила.  В беде душа-то человеческая просыпается, трудится, растёт. В радости-то она нежится. Молиться надобно чаще. Бога любить и людям помогать. Так жить надо, Валюшка!»

Девочка ничего не понимала в этих разговорах, но на крепко запомнила, что людям помогать надобно. И потом всю жизнь свою держала это в душе своей, как наказ милой бабушки, и следовала ему.

В эту ночь она спала особенно сладко и крепко.

Тюльпак Надежда Алексеевна